когда спрашиваешь у человека, что он умеет делать, он краснеет и смущается, как будто у него спросили что-то неприличное. 50% отвечают - "я умею... всё!", 45% глупо отшучиваются, еще 4% - что они умеют, например, копать, или мыть полы, и только один процент людей способен задуматься о себе до такой поразительной глубины, что даже поймет, что же он действительно в этой жизни умеет. вселенская тупость.
- ну что? у меня никак ( - у меня тоже. по нулям. дети хоронят коня!!! ... - мне кажется, мы проебем проект. деети хороняят коняя!! ... - я поняла, чтобы я работала, кто-то должен стоять у меня за спиной, ежеминутно давать мне пинка и орать что-нибудь угрожающее - деети хороонят коняяя-аа-яя!!
все офисы и филиалы узнали о моем увольнении, на мою рабочую почту приходят няшные истории про котов, открытки и смайлики, женщины носят мне тортики, а мужчины - невесть откуда взявшиеся вегетарианские обеды, татуированный лёша еще в 9 утра кладет на стол шоколадки. вечером я опаздываю, еду в маршрутке с охапкой шариков, белых и золотых, они тянутся к потолку и ловят сквозняки, они на одном уровне с головами тех, кто стоит в проходе. вова хлопает кулаком по столу и орет на весь зал "всё! я всё придумал!! мы изменим мир!", он воспроизводит идеи быстрее, чем я успеваю моргать. я заражаюсь. мы захлебываемся идеями, выхватываем друг у друга ноутбук, сами не верим в то, что говорим, парочки с плюшевыми сердцами всем своим видом выражают нам свое "фи". маша говорит: "а потом понимаешь, что вся готовая еда - мертвая, и она просто не нужна", я радуюсь и боюсь ей напомнить, как еще летом она писала, что хочет расстрелять всех этих просветленных мудаков в шароварах. скайповый артем похож на патрика из спанч боба, он высовывает ноут в окно - "посмотри на питер!". пока я ухожу за чаем на офисную кухню, он поет моим соседям по кабинету песню про облака, которые белогирвые лошадки. все уже началось. две недели до весны. в городе плюс и заносит снегом, снег теплый, крупный и липнет на ресницы. попкорн.
Кошка из дома, мыши в пляс. Артем уехал в питер бороздить креативные кластеры, он еще не успел выйти из поезда, а мне уже скучно без него. Зато внезапно - очень много людей. Хороших и никаких. Меня постоянно куда-то зовут, рассказывают что-то, обнимают. В них так много мусора, так много лишнего, чужого, они делятся этим чужеродным, потому что ему в них тесно, я любуюсь в них тем, о чем они молчат, и люблю их за эту послушную красоту, которая молчит внутри. Только один новый человек за эти полгода, мимо которого невозможно пройти. Мы уже тысячу раз поругались и обиделись друг на друга, тысячу раз влюбились и разочаровались, рассказали страшные секреты и потом презрительно нахмурились и пробубнели "забудь, все это неправда, и говорил это не я". решили быть друзьями, но из нас плохие друзья, потому что мы общаемся как слепой и глухой. Вокруг так много хороших и никаких, понятных, открытых, но меня не прет, и я не хочу объяснять, и говорить обидное "потому что меня не прет, потому что мне с тобой одиноко до тошноты". Зачем-то договорились встретиться вечером 14 февраля, поговорить о каких-то общих делах. Ругаемся, извиняемся почти со слезами. Пропадаем на неделю, скучаем и ждем, кто первый напишет. Я каждый день думаю, а не послать ли все это нахуй, и не сделать ли вид, что я не знаю о его существовании. У меня еще есть время до вторника, чтобы испугаться и не вляпаться.
- Хорошо, я еще раз подумаю. Возможно, стоит посмотреть на это шире... Или уже... - Или глубже! - Или пизже. Как говорит мой бухгалтер.
"Мне вдруг стало противно от мысли, что я сижу в этой маленькой заплеванной каморке, где пахнет помойкой, противно от того, что я только что пил из грязного стакана портвейн, от того, что вся огромная страна, где я живу, – это много-много таких маленьких заплеванных каморок, где воняет помойкой и только что кончили пить портвейн, а самое главное – обидно от того, что именно в этих вонючих чуланчиках и горят те бесчисленные разноцветные огни, от которых у меня по вечерам захватывает дух, когда судьба проносит меня мимо какого-нибудь высоко расположенного над вечерней столицей окна".
Раньше я не придавала этому значения, а теперь понимаю, как важно знать, что ты сделал все, что мог, выложился на сто процентов. Сейчас я редко достигаю этих ста процентов, и просто с ума схожу. Всегда кажется, что я могла бы сделать больше. Но не сделала. Не сделала. Не сделала. Моя злость на себя бегает по кругу, по замкнутой траектории, и уже не помогает, как раньше.
Нет, я не стараюсь себя мотивировать и не ищу лихорадочно способ себя подбодрить, когда сложно или не могу решиться сделать что-то важное. Но последние пару недель в такие моменты мне почему-то внезапно вспоминается ваня, лежащий на полу у меня в комнате, поющий мантры, непонятные слова и его голос в ушах. И сразу как будто кто-то улыбается внутри меня мне же, и ломаются перегородки сомнений, которые я уже столько раз пробивала. И легче делать следующий шаг. Я не знаю, как это работает.
Этот февраль легко пропускается сквозь, не задевая почти, я впервые не переживаю его. Не выживаю в нем. Мне в нем хорошо, мне нравится вкусный ледяной воздух и прозрачные закаты с тринадцатого этажа. Мне уютно в огромном фиолетовом шарфе, который подарила маша, и каждое утро с коридорной тумбочки на меня смотрят красные варежки огромного размера, которые подарил артем. Вокруг меня совершенно прекрасные люди, и я не знаю, как им помочь и что делать, когда им плохо. Отдавайте мне все плохое, верьте мне, прячьтесь у меня, делите тяжесть на два, забирайте у меня силы, если получается. Только оставайтесь собой. Кто я, куда я без вас?
Несказанными быть не имеют права слова, достойные звука. Не связаны мы, не спутаны тралом, но ты держишь мою, а я твою руку.
Нет времени быть не тем, кем тебе надо; забудь про помаду и бусы. Лишь тронь языком, да оближи взглядом, И я поведу тебя новыми курсами.
И не станет места, где останутся шансы скрыться за радиус твоих чувств. Я далеко Норд-вестом, но ты научилась длиться на миллионы миль вокруг.
Наверное ты с планеты, где люди кричат еле дрогнув губами. Не надо играть и меняться местами. Тебе пофиг нюансы, я тяну с тебя джинсы.
Обрывки любви как страницы из книги - летящий по воздуху ворох. На каждый твой «Стелс» у меня свои «МИГи». Я обещал не брать в плен, но кончился порох.
вот тут какое дело. в субботу, 25 февраля, мне нужно быть в краснодаре, утром-днем, и писать олимпиаду. в субботу вечером в ростове концерт алай оли, на который я жуть как хочу попасть. в воскресенье, 26-го, алай оли - в краснодаре. на концерт в рнд я едва ли успеваю, да и если успею, то приеду после холодного автобуса или электрички в кондиции корнеплода.
в связи с этим, полина наизнанку, любишь ли ты новый альбом алай оли, лысых татуированных тощих девиц и такой же комплекции дредастых юношей так, как люблю их я? есть ли у тебя планы на эти выходные? как насчет наконец-то, со второй попытки, развиртуализироваться, затусить и вообще?)
на часах - три ночи. артем пишет диплом, у него сутки до сдачи текста, сочинил он примерно треть от того, что нужно. я пытаюсь спать, потому что утром опять опоздаю на работу.
через 10 минут мы уже обсуждаем города на берегу океана, артем расчитывает километраж и цены на билеты ростов-владивосток, думаем о том, как бездомные владиковские псы и коты едят крабов и икру, и о том, как ехать в поезде 6 суток.
теперь мне нужно отпускать не раз в год, не раз в месяц и не по субботам.
мне кажется, я застреваю в каждом часе, в каждом действии, в каждой мимолетной обиде.
мне нужно отпускать, забывать раз и навсегда каждую удачу, каждую неудачу, каждый предыдущий шаг - только тогда я хоть на что-то способна.
каждая эмоция, в которой я застреваю, как будто отбрасывает меня на сотни назад, прошлое серое, пахнет дымом и на ощупь как мокрый песок.
я теряю связь с каждой прошедшей минутой, секундная стрелка подползает к двенадцати - и мир как будто нарисованный, картонный, неживой, и мне нужно делать шаг из этого прошлого каждую минуту, делать его в своей голове.
это как идти по болоту - нельзя останавливаться, иначе провалишься, застрянешь, утонешь.
нет никаких заслуг прошлого, это паутина, которую мы согреваем своей кровью, поэтому она кажется нам теплой.
я все это понимаю, я к этому готова, но у меня так плохо получается. или не получается совсем.
научившись отпускать и не цепляться за прошлое, я научилась влюбляться в одного и того же человека заново каждый день. каждую минуту.
не знаю, что мне делать со своим новым приобретением.
эти чувства идут по кругу, как время у домашних собак в романах кундеры.
одна и та же линия, точка в точку, тысячи раз.
так вырезают фигурки на деревьях, дерево под лезвием влажное и почти белое.
что я хочу вырезать на себе?
уже февраль, и впервые у меня нет на него установки "пережить".
февраль будет легким, потому что все зимние перезагрузки уже прошли, мы уже всё взяли от этой зимы, всё ее белое, нулевое, пустое.
у нас минус двадцать, я хочу без шапки и перчаток, и пальцы не мерзнут.
в россии более миллиона людей, больных хроническим вирусным гепатитом с, в их числе - и я. я не прохожу лечение, потому что один укол стоит не меньше 10 т.р. на одного больного вич государство тратит почти 28 т.р. в год, а на одного больного гепатотом с - 22 рубля 30 копеек. в год.
мы вряд ли можем что-то изменить и вряд ли дождемся помощи, я все понимаю, но если у вас есть 5 минут - оставьте свою подпись под этим обращением, пожалуйста.
Это так странно, когда люди говорят моими словами или рассказывают о чем-то моими впечатлениями. Причем без всякого "лера сказала, что оно такое-то" и "говорят, там было так-то". Человек от первого лица рассказывает то, что я рассказала ему. Когда так говорит близкий человек, я даже немного радуюсь. Мне думается, что он уже не отличает, где мои мысли, а где - его. Одна волна. Когда так делают просто знакомые, думается - люди внушаемые. Люди глупые. Все, что они запоминают от события - мою удачную фразу, не всегда правильную, субъективное мнение. Мне это странно и страшно. Мои мысли вползают в головы людям и живут там своей жизнью. Люди забывают обо мне, о моем присутствии, а эти дурацкие броские фразы живут в них, замещая какие-то палитры взглядов, которых нет у них, но есть у меня. Они передают их кому-то, обсуждают, делятся. Я воздух. Я безымянная. Вдыхать и не думать.
В последнее время предпочитаю говорить "там было весело" и "это круто" вместо того, что на самом деле думаю. Боюсь, что скажу глупость, а кто-то не поймет, что это - глупость. Боюсь сказать что-то яркое, то, что можно пересказать или просто запомнить. А на самом деле просто не хочу еще раз услышать, как человек будет рассказывать от первого лица свои впечатления, и совершенно не сможет вспомнить, что эти самые слова сказала ему я. Немного раньше. Не хочу быть воздухом, ни в чьей голове не хочу безымянно жить.
...по дороге белизна слепит, ветер бьет в лоб и тот начинает ныть, прикрываю лицо варежкой люди кажутся маленькими, и нежность к ним в морозное утро теплеет под шарфом ...
Оригинальное переводческое решение встретилось мне в субтитрах к "Твин Пиксу": персонаж говорит про свою жену, что "She was wrong. Period." Субтитр: "Она была неправа - критические дни". Сразу вспоминается из "Святых из трущоб", первая беседа братьев со Смекером : "No one talks to cops. Period". Это, очевидно, переводится как "Никто не разговаривает с ментами - критические дни". *и тут еще надо эдак развести руками: мол, ну что тут поделаешь* URL записи